Стихотворения

Из книги «Стихотворения»

СУМЕРКИ

Во снах, сам того не желая,
возвращаешься в дом свой.
Здравствуй,
комната нежилая. Светом вдосталь
напиться. Отвыкшие растворяться
двери, ставни впустят
солнце.
Здравствуй, сестра-двойница, в зеркальном рабстве.
Все ли здесь постояльцы —
стулья, тихие вещи? Тянется глянцевая за пальцем
полоса по обложке, блещет
чашки фарфоровый локоть,
бок о бок с пыльным кувшином.
Лучше не трогать.
Не внушать надежды.
Эти сонные вылазки полуслепой души нам
позволены тем же,
кто, в одночасье,
отменит и жизнь,
и то, что за нею брезжит:
все эти комнаты наши пустые и снов небрежность.
Сумерки счастья.

февраль 2004

* * *

Погоди, не рушься, горе, сразу.
Пусть сначала крыша прохудится,
оскудеет речь, и в запустенье
дом придет. Привычна станет глазу
смерть вещей: фарфоровой посуды,
мебели, пригодной для согрева.
Птицу
брось в окно: пускай подспудно
вызовет тревогу, предвкушенье
страшного, последнего несчастья.
Пусть душа обветрится вначале,
огрубеет, наберется страха.
Раздели на медленные части
всё, чем обладаю. Отними их
по одной. Последним самым жестом —
милых.
Но не прежде, чем отнимешь
осязянье. Слух. Любовь. Дыханье.

12 марта 2004

* * *

Свет. Обретается свет
в каждом углу, точно шарит фонариком
вор. Это прячась в листве,
солнце ищет с утра и находит меня. Рывком
встать. Было велено встать.
На побудку. На вынос осеннего знамени.
В этой комнате нечего красть,
кроме сна. Звени,
одинокий кузнечик оставленный,
пожилой, подоконный. Звени.
На ветру доживай.
Осень. Осень куется.
Во снах, во снах,
жаркий свет раздувай, теребя.
Докрасна накаляешь листы —
искры сыплются с дерева. Боже,
и ясно так,
будто нету Тебя.

октябрь 2003

ДОЧЬ В ПОЕЗДЕ

В.Г.

Рельсы. Поперек арены – рельсы.
Лестница плашмя на серой пашне.
Что по телевизору окна? – Цирк.
Бой колес.
Что ни станция – литавры. Вальсы.
Сцены станций. Стрельчатые башни.
С веерами воробьи, канатцы
пробегают врозь.
Чем ещё развлечь тебя? Вон там, там,
стоя на коне пронёсся
поселковый памятник, и насыпь
бледное «…ру мир!»
мельком возвещает. С бантом
проводница горбоноса.
Кажется, тоннель. Отражена. Зыбь.
Сгинула.
Терпи,
радость – скоро ночь объявят.
Из кулисы леса на ковёр сны,
скалясь, выбегут трусцой. Кнут
вспыхнет вдалеке.
Тучи золотистого тряпья, вид
перед ливнем. Посмотри-ка: черный,
посредине поля, полусогнут,
тополь на одной руке.

5 декабря 2002

* * *

Что может быть огромней и черней
апрельской ночи, горестнее. Навзничь
лежат дома у ног своих теней
и шелест пробирает ставни.
Чем реже восклицания ворот
и гулких многоточий в арках
поспешность, тем слышней по кронам, вброд,
широкий ветер переходит валко.
Колышет облака полусырых
пододеяльников, улыбки плоских маек,
и каждая звезда, стекающая с них,
так медленно летит.
И звякают в карманах дворах собаки,
будто медяки.
Слипаются, темнея, вишен ветки
и верткие ссыпают лепестки.
И выше, чем всегда, почти неразличим
серп, крылышко герба,
обрезок, ценник
простого времени. Давай его почтим
молчанием: безмолвно постоим
в толпе тенистых мусульман весенних.

2004