• English
  • Русский
  • «Этажи», февраль 2016 г.

    «Этажи», февраль 2016 г.

    О краях

     

    ***
    В музее ледяном от ламп,
    все левое крыло — за нимбом нимб, —
    святые плоские, горох об стену — Поллок
    до самого конца, где прилегла
    Даная под дождём сверкающих опилок.

    И каждый выступ красоты и дня
    по долгу на глазное давит дно,
    и каждый новый зал грозит искусством:
    то люди, то этнические пни,
    то ангелы вперяются в меня
    с лукавством.

    Хохочут кони, скалясь с полотна,
    а туловища, груди, стремена, и сцены правды пресловутой
    замаслены глазеющими вдоль
    и поперёк. Посередине стол,
    скульптуры,
    потные от света.

    Так ярок, вероятно, морг.
    как этой анфилады верх
    и целлофановые волны
    у Тёрнера, и так же
    здесь чудно
    и холодно, и все уже давно
    не знают времени, довольны.

     
    ***
    …только однажды мы шли.
    Улицы ночью нам бросили под ноги лунную grocery,
    яблок купили, смешно.
    Серого яблока выемка, рябь на скуле.
    Помнить разрешено.
    Все собирает соприкосновением мест —
    одного к одному к одной и к двоим —
    любовь,
    собирает к себе. Стеной
    снег. Стоим,
    все ещё не забыв.

     
    ***
    Слышишь — играют,
    но музыки словно бы нет —
    так и висит на смычках,
    на подпорках. Заметишь узор впопыхах
    дальше пролистнутых нот,

    партии окон,
    за ближним сиденьем — чужих,
    скрипки янтарный живот,
    пятки рояля, бока его, шаг
    клавиши, паузы свод.

    Сколько уживчивой музыки прежде легко
    в сердце ложилось,
    в проталины слуха текло —
    видимо, хватит:
    сонат ледяные куски
    тверже стекла.

    Прячется слух
    и давно уже что-то внутри
    чиркает, — холодно, чиркает снова, и зря:
    не запылает навстречу, но все равно просится звук —
    быть,как вчера.

     
    ***
    Всегда прибываю не
    уходить никогда,
    но хочу к тебе у тебя,
    а с тобой — без тебя вдвойне,
    где расстояния нет, не видны
    наши друг другу мы-
    фаланги и лбы, языки — флаги, веки : пятно на пятне
    не видны никому-
    так близки,
    так ещё далеки от прибытия
    наши движения вдоль нас и вглубь-
    приголубить попытки прижатое к сердцу, взахлёб
    мы- ты-я -мимо губ.

     
    ***
    Женщины веко,
    Женщины целлюлит,
    Женщину пропустите, наряд.
    Женщина – кратер, женщина – volvo, рулит
    медленнее, сильнее – там у нее звукоряд, поворот, корсет, зона.
    Женщина – клад.
    Вот твой вклад: встань, когда она говорит.
    А говорит она вот что:
    “Милый, было бы счастье. Были бы освещены наши стейки свечами и ты бы напротив жены с плечами, поводящей одним плечом, путевки до ноября, причем за ужином можно курить и касаться тем, было бы нежное всякое “ешь – я ем”, было бы под руку нам тепло, под ноги нам дитя, подвиги нам бы показывали в HD формате, “Женщину и мужчину” Лелюша и пели бы нам, летя, мать твою, птицы в зените.”
    И пишет:
    “Знайте, что у него была женщина – лодка, женщина – козерог,
    много разных, с болотцами между ног, женщин, знайте, что все это приходящее и уходящее.”
    Дальше не знаю о них. Наступи, настоящее.

     
    ***
    сложим вместе за углы
    с двух сторон сначала этот с тем
    а потом другой с другим и
    глазу глаз
    станет виден глазом ухо в ухо вслушается там
    стану
    тем что ты бы мог забыть а ты
    стань тем что колышется сложиться в стены тел
    стань живое тени клок нора
    в кулак
    любви зажатый край
    сложим все тогда потом
    нет времени пора
    нет середины да не умереть зато б

     
    C ПОРОГА

    Охвачен взором дом
    и полыхают
    внезапные стена, диван, комод,
    на этом сквозняке, над
    боками прислонённых тут и там,
    вещей по-мельче — их видны волокна,
    но общий вид размыт,
    а подоконники в растениях наглядных
    покачивает свет.
    Вот все:
    цела прозрачная, как ужас, ваза,
    целы все три
    торшера на полу.
    но ливень изнутри
    кромсает и теснит вернувшегося, пляшет, весел,
    и тело так мало.