• English
  • Русский
  • «Бостонские чтения», январь 2017 г.

    «Бостонские чтения», январь 2017 г.

    Бостонские чтения

    Альманах поэзии
     
    ***
    Лес счастливый стоит, счастья кущи, и все состоит из прикрас:
    счастье звеньев, исчадия рая- цветы,
    их счастливые листья, счастливые, мшистые ложа ручьев,
    и ничьи голоса местных птиц, устья счастья ничьи. В
    каждом тельце по сердцу,
    сломя его чтобы нестись-
    кто по небу, кто лесом, кто норами леса насквозь, вниз и вверх.
    Бьется солнце. Счастливые сойка и волк
    и оса и лишайник — не знают, что можно спастись,
    сами Бог.

    ***
    Убористый,
    влечёт себя назад песок,
    сползает запись дня.
    Помарки бересты,
    зверьки в пазах
    письма видны.
    Скажи, куда несут,
    опустоши,закинь,
    за холм,добавь
    к земле, на место буковку, закон
    впиши. Побыв
    живым, забывчивая нефть
    должна уплыть
    из раны в рану, время зачернить,
    края стянуть.
    ***
    Явственно,
    будто поёт,
    оно ( Я ) поднимает себя и растягивает, где тонко, переступает —
    марионетка наружу изнанкой,
    нитками внутрь,
    перебегает на желтый, лужу,
    торжественно, как театр,
    виноградину за виноградиной из покупного
    кулька, достаёт и ест — много,
    дрожит, как свист,
    покрывается рябью,
    оно иссякает, пора, напой,
    что петь нам теперь?
    Расступается перед тобой.

     

    АРИИ
    1.
    Треснуло и выпал,
    смерклось и ослеп
    издающий вопль,
    жив,
    мнущийся как хлеб,
    человек в осиннике
    промокаемом,
    слышен — кличет спутника,
    уха краем. Гром.
    Глиняные сапоги.
    Сбивчивая шерсть.
    Низко небеса, пока
    мокнет он, бежит,
    часть просыпал мелких ягод,
    собранных с трудом,
    проспал он самолёт и не
    умирает в нем
    (сон).
    Пассажиры летние
    пристегнуты ремнём

    2.
    …спиной ко мне, блестящей, как спина
    тюленя — вместе видели таких,
    мы в Сакраменто. Я твоя жена.
    Глубокий вдох.

    Беззвучный выдох. Дети- близнецы
    могли бы так лежать, кавычки так
    могли бы так лежать, вдвоём жнецы,
    их мокрые серпы в цветах.

    Всей пасмурной спиной ты -вот,
    излука, снег. Я только повторю
    собой, как спишь, и выдохну. Ответ
    в себя вберу.

    3.
    Выберу оперу, сяду. Рядком-
    я и мои мертвецы.
    В пору услышать,
    но где вы, певцы?
    Только и петь о таком
    вечере лета в пунцовых кустах,
    в масляных бликах промеж
    уток и лодок. Прохлада,
    в лотках
    разное — чистый грабеж
    эти шары, эта радость — надуй,
    выпей, поймай налету
    круг, лесопарк это, лунное дай
    это плечо или то,
    будто не я это буду забыт,
    будто они насовсем —
    эти протяжные мы. Голосим,
    будто не я это спит.

     

    НА ВРЕМЯ

    дан, отдан город.
    Ходьба и поступь,
    переминание со дня на день,
    место за местом-

    кафельные кафе,
    сахарные мосты,
    подтаявшие. Никого
    не узнать. Долгота пустоты.

    Эта решетка меня презирает,
    эта белая клумба не благоухает.
    Помещения в зданиях — что им я?
    Молча реет время, не утихает.

    Повсюду размеры и формы,
    вогнутое — садись,
    сшитое- натяни,
    спорный верх, очевидный низ,
    пух- цветенья сухая сперма
    по всей ширине бульвара,
    наряды, прогулки народа летом,
    и какое число сегодня, я не поверю,
    какое следом,

    какое сладим,
    проживая себя насквозь —
    до костей, до нитки,
    пробирая, как это желание, как вода,
    то забывая, то нет -кем
    были одни, когда.
    ***
    мятое валяется не сплю
    за длиннейшим кадром будет свет включён
    там и красное фойе и приз
    фанта нарисованный кретин

    будто наяву и только фильм
    кончился как будто выходной
    теплый и витает пыль
    млеет вечный месяц показной

    там потом легко не спать легко
    не перегрызает вдоль
    не полощется по потолку
    тишина
    свистит не глубоко
    ***
    Твою широкую рощу, воздух,
    весёлость твоих небыстрых
    громыханий, скоплений, пен,
    молнии всех твоих спин,
    рассеянность, тягу — все это сплошной утратой
    ощущает нутром и незрячей мордой,
    неглубоко зарытый,
    недолго любимый,
    недавно мертвый.
    ***
    Окна — серые буханки,
    щели — тусклые травинки,
    ничего пустого — выйти
    нет, войти — сплошные двери,
    нет насквозь, а есть — не выешь,
    не проткнешь, стекла не вынешь.
    Звезды, звезды, где нас прячут,
    где нам драться, повернуться,
    что нас гложет, пьёт и плющит?
    Кто как был, уже не снится
    никому, забыли твари,
    наглухо забыли вещи
    нас,
    любимые участки.
    Кожи клетчатая ткань,
    лужица, чешуйка, блестка —
    кто мы, радостного грань?
    ***
    «трехсотлетняя мумия девочки открыла глаза во время богослужения в Мексике» — ( заголовок телесюжета )

    …и увидела она бок,
    затянутый в желтую ткань,
    двойную строчку на нем
    и Boss Hugo вышивку, пОлосы
    платья на молнии, храм
    в прорезях толстых колонн,
    пот на разогнутой в локте руке, деревянные торсы, икону
    в гирляндах капроновых роз, лент,
    увидела спуск, валуны и колени купальщиц, и мелкий принт
    кожи,
    увидела неба мозг голубой -за миг
    до берега, мельче сирени кресты, под уклон
    уводящее утро,
    увиденных оторопь,
    потусторонних,
    и в дырах двойных экран.
    ***
    взгляд вычерчивает и стволы и рамы
    переносит перелистывает воду
    взгляд высвечивает камни и грибы плоды и буквы
    просеку проделывает взгляд проемы складки
    разнимает слитые предметы губы
    растворяет лишнюю одежду
    стряхивает свет и муху
    образует пыль раскачивает спину
    впереди идущего куда бы сорванное деть огрызок знает
    свешивает с неба стену
    глубоко выдалбливает небо
    извлекает световые точки звезд обратных
    стягивает серое как было