• English
  • Русский
  • Переводы

    Майкл Палмер (Michael Palmer)

    palmer

    Из книги «Вместе с молью»

     

    И ДАЛЕЕ

    Корабль — как звался он, оно?
    Быть может, Моль? Такая моль, что ночь
    воспламеняет, или же такая, что ночь собою делит пополам
    летя к огню, а именно — забвенью,
    как мы его запомнили, пока в нечеткой песне дня оно, кружась,
    настало далью, лесом буков, кедров эпохи революции и старше,
    дубов, внезапно падающих вместе,
    как по приказу. Вот и твой забыт
    план под открытым небом. Снег за снегом
    его развертывают, а огни сжирают,
    но он все краше. Сказку говорит
    Гашиш — о благовоньях, головах, подобных сфинксам, ярких
    украшеньях
    для щиколоток и запястий, шей;
    о диорамах, космо-плео-рамах ( от pleo, — «я плыву», «я отплываю»)
    иерофит из воска и стекло, железо, дождь искусственный, ветра,
    мозаики порогов, — все, что свет
    омыл, рассеял, — все это, по сути, такие же, как мы, безвидные тела.
    Луна той ночью так и не взошла.

     

    МЫСЛЬ

    Мы вдыхаем, об этом не думая. Мы
    просто идем, говорим
    под голубыми ветвями в цвету
    и не думаем. Дышим.
    Проходим каменный мост
    над рыболовом в ялике,
    мимо слепца и безногого, мимо
    женщины, жестом о близком шторме
    предупреждающей нас по пути.
    Мы приходим к реке и сидим
    у реки на ветру.
    И пока мы подносим к губам
    странноватые чашки, пока мы, не думая, пьем,
    ветер крепнет.
    Здесь, где свет отличается мало от тьмы.
    Здесь, где валятся на пол страницы и где календарь
    непостижное озеро прочит и нас
    в этом озере, в этом чернильном пятне
    недостигнувших берега, выдохни.
    Даже не думай. Закроем глаза
    остальным,
    а потом и себе.

     

    ИДИОТСКАЯ ПЕСНЬ

    С разрешения солнца
    арктический холод настал.
    В чашке шторм.
    В предложении — логика участь.
    И поэзия — враг подколодный, — в канаве,
    в упряжке моста
    или так, у обочины просто лежит — враг народный.
    Нынче любятся раны.
    По улицам, наспех — кто чем
    перевязан, прикрыт, — подорожником, мятой. Порывы
    ветра гнут пополам тополя — так бушуют. И кто ты,
    Светило безумное? Нам
    кто, какой идиот пропоет твою, солнце, кончину?

    Перевод с английского Хельги Ольшванг

    Энтони Хект (Anthony Heckt)

    LONG-DISTANCE VISION

     

    О, как они малы на расстоянии,

    медлительны, и словно против воли,

    едва заметно движутся. Склонюсь

    над строчкой, получасом позже

    взгляну — они все там, наперечет.

     

    Скучая, распрю длят в постылом мире,

    где вечное три пополудни. Время

    полу-прошло, и дальше не сулит

    до выпивки вечерней никаких

    событий, скоротать его остаток.

     

    Бинокль обнаружил бы, явил

    их действия: тот человек согнулся

    ( от смеха? боли? ), этот же, на руль

    велосипеда вешая пиджак, рубашку заправляет, проверяя

    застегнута ли молния, тайком.

     

    Однако, знаю: безоружный взор

    смягчает линии, картину упрощает.

    И так смиренно зримые стоят,

    парадно замерев, как перед съемкой, ждут, не дыша,

    приказа разойтись.

     

    Так, из окна дворца, властитель зрит

    собравшихся: ничтожное скопленье

    безмолвных на холме, в дали

    не в силах различить то, что доступно художнику, а именно — цвета

    церковных, крошечных, невинно белых кровель

    у самого подножия креста.

     

     

    МИРИАМ

     

    Мне голос был когда-то дан, и отзвук

    того, что называют славой. Ныне

    никто о том не вспомнит, не узнает.

    Все братьям перешло. Толпа вниманье

    на них сосредоточит, несмотря

    на поведенье спорное, греховность.

    О, я могла бы спеть и станцевать

    среди достойнейших. Выписывать, ликуя,

    под возгласы восторга, пируэты,

    но я молчу. Отныне я молчу,

    покрова не снимая, ни при людях,

    ни в собственных покоях, где ничто —

    ни зеркало, ни гладкая поверхность,

    не отразит случайно белизны

    страдания. И даже записных

    уже не перелистываю книжек.

    Все стало прошлым, стало быть, никчемным.

    Кто не был, хоть однажды, в детстве, мил?

    Перевод с английского Хельги Ольшванг

    Сильвия Плат (Sylvia Plath)

    SYLVIA PLATH (1932-1963). American poet and novelist.

    НОЧНАЯ СМЕНА

     

    Это было не сердце, тот

    глуховатый лязг,

    переменный бой,

    не крови жаркая дробь в ушах,

     

    нет; неотвязный, мерный,

    он прибывал извне,

    бил, металл о металл. К нему

    все, верно, привыкли здесь,

     

    в этих вялых предместьях,

    где больше не потрясет

    никого, кроме, разве, земли и стен,

    тяжкий грохот, откуда невесть, ах вот,

     

    там, через улицу,

    громко разъяснена

    вся разгадка, исток, исход

    звука: фабрика. В рамах окон ее нутро

     

    напоказ, где  колеса в цепях, тяжело крутясь,

    металла и дерева тонны: весь

    вес взносят, молоты, сверху вниз

    их обрушивая опять.

     

    Там, в исподних рубахах мужчины, без

    продыху, подле машин, в поту, отирая грязь

    в такт ударам, без продыху, правоту,

    неизбывную правду творят.

    Перевод с английского Хельги Ольшванг